Перчаточный вызов? На все времена!

Когда меня, мой рыцарь верный, Ты любишь так, как говоришь, Ты мне перчатку возвратишь… Ф. Шиллер. «Перчатка» Перевод В. Жуковского Век мнимой галантности

Конечно, он бесстрашно идёт на арену, где лежит как будто случайно упавшая между тигром и львом перчатка, возвращает её этой даме, возомнившей себя всемогущей повелительницей его судьбы, но не с поклоном и без почтения. Он игнорирует жест её благосклонности, он разочарован, да что там! — он разгневан, он взбешён, но сдержан и, «…холодно приняв привет ее очей, В лицо перчатку ей Он бросил и сказал: «Не требую награды».

Пожалуй, это тот случай, когда следует рукоплескать кавалеру, который изменил обычной своей галантности, чтобы вызовом ответить на вызов, не принял перчатку дамы, чтобы бережно носить её у сердца, но… В этот момент мы покинем зверинец короля Франциска, придворных, рыцаря Делоржа и его бывшую возлюбленную, потому что на «сцене» уже появилась исполнительница главной роли нашего «спектакля» — перчатка. И в следующей сцене она снова брошена, значит, дуэль состоится. Вызов… царю?

История такова: 14 ноября 1825 года в глухом углу Лесного парка Петербурга, недалеко от постоялого двора на Выборгском шоссе, рано утром состоялась дуэль. Её участниками были флигель-адъютант Владимир Новосильцев и офицер Измайловского полка поручик Константин Чернов. Причиной дуэли был отказ Новосильцева, вызванный настоянием его матери, жениться на сестре Чернова как имевшей менее знатное происхождение. Дистанция в 10 метров не давала ни одному из дуэлянтов шанса выжить. Оба были смертельно ранены. Новосильцева перенесли на постоялый двор, где он и скончался. Секундантом Новосильцева был Кондратий Рылеев, член Северного тайного общества, сделавший всё, чтобы превратить смерть Чернова в громкое общественное событие. В результате похороны Чернова превратились во внушительную манифестацию, ставшую прологом к выступлению декабристов.

В странный причудливый пёстрый венок сплелись события того времени. Защита чести женщины посредством дуэли и стремление мужчин проложить путь к свободе, восстание на Сенатской площади и страшная расплата… Так перчатка «вершила» судьбы людей, не разбирая, кто прав и кто виноват. Вишнёвый сад

Кажется, что перчатка обтягивала эту изящную ручку всегда. Как вторая кожа, как признак принадлежности к высокому роду, как воплощение всех завоеваний дочерей Евы, как залог её успеха у мужчины. У единственного мужчины. Она подаст ему руку для поцелуя, а он прикоснётся губами к небольшому участку открытой кожи. Разве верно, что женщина любит ушами? Всё, что она чувствует, всё, чем владеет в данный миг, сошлось в искусно сделанном перчаточных дел мастером вырезе почти у запястья. И это всё — её любовь, его любовь. А взгляд — он вездесущ: от руки — к локонам, к её губам, к глазам, снова к губам… Вечность или миг? Телеграмма-молния, вызов, брошенный судьбе. И едва заметный след в траве — она бежит из дома в сад, летит к нему на тайное свидание и неизвестно — ветер ли шепчется с листвой, она ли повторяет про себя в горячечном своём желании: «Любимый… мой… единственный…» Профсоюзная путёвка

Они попали в другой мир. Оказывается, воздух иностранных городов действует на всех опьяняюще, начиная с профессора Плейшнера и кончая нашими turistus sovetikus восьмидесятых. Оставим пока в стороне полки магазинов, заполненные колбасами разных сортов, кондитерские с пирожными и стойки с одеждой на любой вкус и размер.

Посмотрим лучше на то, как наша девчонка — нет, слово «простая» здесь не подходит, ведь она, такая молоденькая, а уже солистка камерного хора, чудное сопрано, лицом и стрижкой похожая на Мирей Матьё — ходит босиком по травке у водоёма (как же его назвать-то? — фонтан? озерко? прудик? — странно, но нет названия на русском для такой городской водной малости) в центре Праги. И её фотографируют молодые немцы, предварительно испросив на это разрешение. А она, ничуть не смущаясь, им с лёгкостью отвечает — учила в школе немецкий, — и позирует.

А позднее, в храме во время экскурсии, она вдруг делает шаг ближе к центру и, высоко подняв голову, обращается ко всему прекрасному, что есть на Земле, шубертовским «Аve, Maria!». И нет никого рядом. И нет никого, кто бы не принял её порыва и не понял его.

А где же наша героиня-перчатка? Да вот же она! Лежит под стеклом витрины, да не одна, здесь выложено много-много пар. От них невозможно отвести взгляд, и наша девчонка как будто прилипает к витрине, изучая невиданное разнообразие и великолепие: песочного цвета и цвета индиго, красное, как гранат, цвета сливок и имбиря, угольно-чёрное… А что за чудо-форма у каждой пары! Вот строгие перчатки с золотистой маленькой пряжкой, туго обнимающие запястье. Вот с плетёными косичками по всей тыльной стороне. Вот с маленькими дырочками-горошинками, усеивающими кожаное пространство. Они, эти тонкие искусительницы, эти противницы всех идеологий и разрушительницы всех устоев, они бросили нашей девчонке вызов, и она ответила на него, горячо прошептав на ухо своей подруге, уже прямо в чемоданной суете аэропорта: «Я не хочу возвращаться!» Сюжет для рекламы

Члены интеллектуального клуба «Что? Где? Когда?» гадают: для чего нужна перчатка с тремя силиконовыми нашлёпками на «подушечках» большого, указательного и среднего пальцев? Ребята, жаль, но ваши версии о спортивных перчатках и перчатках для стрельбы были неверными. А ответ прост.

Достаточно было представить, как под окнами любимой стоит современный Ромео. Он замёрз, но терпеливо ждёт свою возлюбленную. Проходит десять минут, пятнадцать, двадцать… Он смотрит на освещённое окно — «моя любовь на пятом этаже» — и с лёгкостью набирает текст, не снимая перчаток: «Я тебя очень люблю и жду!» Вызов пошёл…